Баннер
Карьера Суворова
Автор: Administrator   
27.11.2008 04:37

В 1760 году Суворов участвовал в составе корпуса Чернышева в походе на Берлин, его взятии. Ничем не отличился, кроме разве одного милосердного поступка: казаки привели к нему после набега на прусскую столи­цу красивого мальчика — сына некоей вдовы. Суворов забрал его к себе, а после похода послал письмо его матери: «Любезнейшая маменька! Ваш маленький сынок у меня в безопасности. Если Вы захотите оставить его у меня, то он ни в чем не будет терпеть недостатка, и я буду заботиться о нем, как о собственном сыне. Если же желаете взять его к себе, то можете получить его здесь или напишите мне, куда его выслать». Мать-вдова, нашедшая, наконец, своего ребенка, благословляла имя спасителя

В следующем году Александра Васильевича выпро­сил к себе в начальники штаба генерал Берг, коман­дир корпуса легкой кавалерии. Фермор, очень хорошо от­носившийся к своему подчиненному, отпустил его скрепя сердце. Суворов же сохранил о нем на всю жизнь самые теплые чувства, благодарную память. «У меня было,— писал он позднее Потемкину,— два отца: Суворов и Фермор».
На новом месте службы командир Берг высоко оце­нил Суворова как лихого кавалерийского начальника, своего рода партизана, «быстрого при рекогносцировке, отважного в бою, хладнокровного в опасности».

Первое боевое дело Суворов имел под Бреславлем. Здесь корпус Берга прикрывал отступление русской армии. Подполковник возглавил небольшой отряд, который, с помощью только огня из орудий, разбил у деревни Райхенбах пруссаков, и они бежали с поля боя. Не­сколько позднее он командовал левым крылом корпуса Берга из двух тысяч человек в сражении около Лиг-ница.
«...На сражении близ Стригау,— писал потом Суворов в автобиографии,— при Гросс- и Клейн-Вадрисе... пред­водил крылом, и две тысячи российского войска четыре шлезских (силезских.— Авт.) мили противоборствовали армии под королем прусским (под командой Фридри­ха п.— Авт.) целый день. А к ночи сбили их форпосты и одержали место своими. На другой день сими войсками чинено было сильное нападение на левое прусское крыло против монастыря Вальштат».
Затем Суворов нападал, часто и настойчиво, на ла­герь пруссаков у Швейдница.

«Приближаясь к Швейдницу и окопу тамо прусского короля,— описывает он свои боевые дела,— атаковал в де­ревне прусскую заставу с малым числом казаков и за нею, на высоте, сильный прусский пикет, которым местом, по троекратном нападении, овладел и держал оное не­сколько часов, доколе от генерала Берха прислано было два полка казачьих, которые стоящих близ подошвы вы­соты прусских два полка гусарских, с подкреплением двух полков драгунских, сбили с места в лагерь. От­сюда весь прусской лагерь был вскрыт. И тут утвержде­на легкого корпуса (Берга.— Авт.) главная квартира, соединением форпостов вправо к российской, влево к австрийской армиям».

Корпус Берга смело и успешно действовал, обеспе­чивая и отход русской армии, и ее связь с союзной австрий­ской армией. Схватки продолжались непрерывно.

Дальнейший ход кампании 1761 года перебросил Суворова в более северные места — на берега реки Вар-ты. По ее левому берегу двигался прусский корпус генерала Платена, за ним выслали корпус Берга. Суворов с сотней казаков получил задание задержать переправу неприятеля и прекрасно с ним справился. За ночь, пере­правившись через реку Нетце, сделал быстрый, более чем сорокаверстный переход, напал на Ландсберг, разбил городские ворота, пленил семьдесят прусских гусаров, сжег половину моста, так что Платен вынужден был наво­дить понтоны, собирать лодки в окрестностях. Это силь­но задержало пруссаков. «Когда генерал Платен пошел через Польшу к Кольбергу, легкий корпус (Берга.— Авт.) вскоре последовал за ним. Достигши оный, часто с ним сражался с фланков. И при Костянах напал на его лагерь сквозь лес, сзади, ночью, учинил знатный урон, принудил к маршу и разбил бы корпус, если б конные регулярные полки в свое время подоспели. Я был впереди при всем происшествии».

Далее Суворов говорит о своих действиях: «Сле­дуя против Ландсберга, взял я с собою слабый, в стое ко­нях, Туроверова казачий полк, переплыл через Нетцу, и в той же ночи шесть миль от Дризена поспели к Ланд-сбергу противным берегом Варты. Немедля чрез ров вло­мились в городовые ворота, и передовыми казаками супренированы и пленены две прусские команды с их офицерами. Потом, с помощью обывателей, сожжен Ланд-сбергской большой мост. Прибывшее противное войско (корпус Платена.— Авт.) на другом берегу остановилось, но, за нескорым прибытием нашего легкого корпуса, переправилось потом на понтонах, держа свой путь к Кольбергу».

В сентябре Суворов снова напал на Пруссаков. Смяв их аванпосты, он уничтожил более ста человек, взял в плен до семидесяти. Действовал смело и дерзко, быстро и умело. Берг, а также А. Б. Бутурлин, главнокоман­дующий той поры, очень хвалили его.

«Суворов,— представлял его Бутурлин к награде в письме императрице,— себя перед прочими гораздо от­личил».

«Ваш сын,— писал он же отцу храброго офицера,— у всех командиров особливую приобрел любовь и по­хвалу».

Действительно, о Суворове в армии рассказывали вещи невероятные. То он в пылу лихой атаки попал с конем в топкое болото, и ему помог выбраться подоспевший драгун. То с горсткой конников попал в окружение и, отбиваясь от наседавших пруссаков, прорвался через кольцо врагов, даже увел пленников. То ночью с двумя казаками и проводником попал в лесу под ливень. За­блудившись, всю ночь они плутали втроем (проводник сумел бежать), утром чуть было не наткнулись на прус­ские аванпосты, но все-таки вернулись к своим. По пути  Суворов высмотрел позиции неприятеля, сосчитал его силы.

Действия Суворова, исполнявшего разные боевые поручения Берга, были успешными, способствовали тому, чтобы Платен не смог помешать Румянцеву, который в это время осаждал Кольберг.

«Отряжен я был от генерала Берха,— говорил Александр Васильевич,— с казачьими полками и несколь­кими гусарскими для подкрепления, встретился с против­ным корпусом под Фридебергом: оной, маршируя на вы­сотах, отозвался против меня всею своею артиллериею, под которою я разбил его фланковые эскадроны; и за­брано было в полон от оных знатное число».
Эти действия имели хороший результат: «Останов-лял я Платена в марше, елико возможно, доколе при­шел в черту генерала князя В. М. Долгорукова, кото­рый потом прежде его (Платена.— Авт.) прибыл к Коль­бергу».

Суворов несколько раз громил кавалерию Плате­на, взял город Гольнау, захватил в плен два пехотных батальона, фуражиров. Дважды его ранило. Он сам об этих боях рассказывал: «Наш легкий корпус остановился под Старгардом. По некотором времени выступил оный к Регенвальду, в которой стороне было нападение на майора под Чарли, где я предводил часть легких войск; взят сей майор с его деташементом в полон... Но как г. Курбьер с сильным войском, при нашем обратном походе, спешил ударить в наш зад, где я обретался, принужден я был его передовые пять эскадронов с пуш­ками брускировать с имеющимися у меня в виду меньше ста гусар и казаков, которыми, действительно, сии эскад­роны опровержены были и оставили нам много пленных. Успех от того был, что Курбьер ретировался».

Однажды, преследуя части принца Вюртембергского, он временно возглавил Тверской драгунский полк: «Под Новгартеном, предводя одну колонну легкого корпуса... с Тверским драгунским полком врубился в пехоту и сбил драгун. Урон прусской в убитых и пленных был велик, взята часть артиллерии. Подо мной разстреляна лошадь и другая ранена».

Когда «знатная часть прусского войска» направля­лась от Кольберга к Штеттину, Суворов снова начал жаркое дело: «...Близ Регенвальда в бою с прусским аван­гардом с четырьмя эскадронами конных гренадер атаковал пехоту на палашах... Весь сей сильный авангард., взят в плен, и его артиллерия досталась в наши руки. Впо следи я попал с ближним легким отрядом в разстоя-нии малой мили на прусских фуражиров, под самым их корпусом, где тако ж, сверх убитых, много взято в по­лон».
Весьма красочно рассказывает Суворов и о взятш Гольнау: «В ночи прусской корпус стал за Гольнау. оставя в городе гарнизон. Генерал граф П. И. Панин прибыл к нам с некоторой пехотой. Я с одним гренадер­ским баталионом атаковал вороты, и, по сильном сопротив­лении, вломились мы в калитку, гнали прусской отряд штыками через весь город, за противные (противопо­ложные, в другом конце города.— Авт.) вороты и мост, до их лагеря, где побито и взято было много в плен. Я повреж­ден был контузией в ногу и в грудь картечами, одна лошадь ранена подо мной в поле».

Берг еще больше убедился в выдающихся способ­ностях Суворова — его блестящие операции против частей принца Вюртембергского говорили сами за себя. Он, по мнению Румянцева, «хотя и числится на службе пехотной, но обладает сведениями и способностями чисто кавалерий­скими».

Тверским драгунским полком Суворов командовал с ав­густа до ноября 1761 года, во время болезни началь­ника полка. Когда тот выздоровел, Александр Васильевич командовал, но тоже временно, Архангелогородским драгунским полком. В армии он стал уже известен, заслужил хорошую репутацию. Успел многое узнать и ис­пытать за годы Семилетней войны, окончившейся с во­царением Петра III, экзальтированного поклонника прус­ского короля. Последний стоял к тому времени на краю ги­бели, но спасся с помощью нового императора России.

С 26 августа 1762 года Суворов стал полковником, командиром сначала Астраханского, потом, с 6 апреля 1763 года, Суздальского пехотного полка. Оба полка несли караульную службу в Петербурге. Императрица Екате­рина II сделала смотр суздальцам, осталась весьма до­вольна. Полк стоял то в столице, то в Новой Ладоге, где его командир страдал от местного климата, невской воды. Он сильно похудел; ему досаждали боли в голове и гру­ди. Но болезням Суворов не поддавался, в постели не лежал, занимался делами — обучением солдат, манев­рами и прочим. Он был убежден, что должен, совершив то, что ему положено судьбой, умереть на поле брани.

Суворов в эти годы много размышлял над итогами Семилетней войны, своим в ней участием сначала в штабе с его «кабинетной стратегией», медлительностью, непово­ротливостью, затем в поле, боевом деле с лихими нале­тами на неприятеля. Именно тогда свой знаменитый «на­тиск» он положил в основу боевой тактики, подготовки солдат и офицеров. Главное в военных действиях, считал Суворов,— смелость полководца, который, сообра­зуясь с обстановкой, может даже принять решение, не­возможное теоретически («теория невозможного»), и сме­лость солдата, выполняющего решение полководца. Чтобы достичь единства военачальника и подчиненного, нужно при воспитании солдата иметь в виду прежде всего нравст­венное начало — его душу, сознание. Он сумел этого до­биться со своими суздальцами, с которыми сроднился, стал им близок и понятен.
Обучая солдат по уставу, он отбросил все уставные «чудеса» — широкие построения и эволюции, другие плац-парадные премудрости. Стремился к «трудной про­стоте» — изучению, внедрению необходимых в бою про­стейших приемов. Учения проводил в любой местности, переходил реки, маневрировал с полком при любой погоде, днем и ночью. Делал все быстро, не затягивая, не пере­утомляя солдат. Учил их войне без войны, причем в любой, самой подчас неожиданной обстановке. Солдат, полагал командир полка, должен стремиться к подвигу, жаждать его, сознательно относиться к тому, что предстоит де­лать в войне против неприятеля.

Неудивительно, что в полку, а потом в войсках, которыми командовал Суворов, появлялись, укреплялись чувства товарищества, взаимопомощи, храбрость и стой­кость. Солдатам были близки его установки на осознанное отношение к военному делу: «Каждый воин должен пони­мать свой маневр», «Солдат любит учение, лишь бы корот­ко да с толком».

Неотразимо действовали на них его слова о гордости солдата, русского человека: «Братцы! Вы — богатыри! Не­приятель от вас дрожит! Вы — русские!»

Дисциплина, которую он строго требовал и соблюдал, основывалась не на «палочных» методах, а на совести, воле, разуме. За серьезные дисциплинарные прегрешения, грабежи допускал и «палочки»; за дезертирство, «от­лет», мародерство— прогонял сквозь строй. Но никогда не был сторонником ненужной жестокости. Допускал даже возражения низших чинов высшим, но «чтобы оно делалось пристойно, наедине, а не в многолюд­стве, иначе будет буйством».

Внушал солдатам необходимость чистоты и умерен­ности, следил, чтобы у них были по возможности хоро­шие помещения, одежда, пища. Лечить больных предпо­читал в полковых лазаретах («полковыми средствами»), а не в больницах—«богадельнях». Считал, что солдату важно постоянно трудиться: «Труд здоровее покоя».

Постоянно заботился о том, чтобы солдатам вовремя подвезли артельные котлы с едой, поставили палатки для отдыха; строго следил за интендантами. Все, что долж­ны были делать и делали его солдаты, делал и он сам: «Учить показом, а не рассказом». Непритязательный в одежде и еде, Суворов даже как-то сурово относился к себе: спал на соломе, даже тогда, когда стояли в городе. Во всем вел себя, как солдат — возводил укрепления для батарей, наводил мосты.

Эти методы обучения и воспитания Суворов развивал всю жизнь. Начинал же в Суздальском полку. В месте его квартирования он построил школу, в которой сам занимался с солдатскими и дворянскими детьми, цер­ковь (составил молитвенник и катехизис), конюшни; разбил вместе с солдатами сад на песчаной, бесплод­ной земле.

Огромное значение придавал он воспитанию у солдат честности и благонравия, послушания, но и честолю­бия. Несколько лет спустя, вспоминая годы обучения суз-дальцев, он писал генералу Веймарну: «Немецкий, фран­цузский мужик знает церковь, знает веру, молитвы; у рус­ского едва знает ли то его деревенский поп; то сих мужиков в солдатском платье учили у меня некиим молит­вам. Тако догадывались и познавали они, что во всех делах Бог с ними, и устремлялись к честности».
Система обучения в Суздальском полку, названная Суворовым и его солдатами «Суздальским учреждением», кардинально отличалась от того, что употреблялось тогда в русской армии, не говоря уже о европейских.

22 сентября 1768 года Суворов стал бригадиром*. А  уже  в  ноябре  его  полк  получил  приказ   идти   в Смоленск, из него — в военный поход: началась война с польско-литовскими конфедератами, или первая русско-польская война 1768—1772 годов.

 
blank   blank   blank