Егоров затем приезжал на флот, выступал на собраниях краснофлотцев, бывал и на рабочих собраниях. Он стал од* ним из наиболее популярных агитаторов за кандидатуру Ду­шенова. Выборы К. И. Душенова в депутаты Верховного Со­вета СССР прошли с большим успехом.

   Май 1938 года. На 18-е назначено празднование пятиле­тия Северного флота — первого пятилетия самого молодого флота СССР. Ожидали гостей из Москвы, Ленпнграда, с дру­гих флотов. Условились, что на торжественном собрании до­клад сделает член Военного совета II. И. Байрачный.

  Но ... 16 мая звонок из Москвы. Начальник политуправ­ления Наркомата Военно-Морского Флота Шапошников пре­дупреждает о сугубой секретности разговора и сообщает, что Байрачный отзывается с флота и должен немедленно вы­ехать в Москву. Обязанности члена Военного совета воз­лагаются на меня. Об этом через несколько часов за под­писью наркома будет выслана телеграмма, а пока никому ничего не говорить.

На мои вопросы о причинах я получил короткий ответ:

   — Узнаешь после.

Попросил отложить отъезд Байрачного хотя бы па два дня.

   — Есть вещи поважней вашего праздника, — резко ска­зал Шапошников. — А доклад сделаешь ты или Душенов.

Мне стало ясно, что отзыв Байрачного не предвещает ни­чего хорошего. Ни ему, ни всем нам. Но, поскольку я хорошо знал Петра Порфирт .евича, можно сказать, как самого себя, то не мог поверить, что причиной такого поспешного вызова в Москву может явиться недоверие. А тут эта го­рячка с праздником! Идут люди, звонят телефоны, прино­сят телеграммы, начали съезжаться гости. Пришел редактор флотской газеты А. М. Арнольдов с макетом праздничного номера. А в ней на целю полосу статья Байрачного о пяти­летии флота. Как быть? Печатать, не печатать, а ведь даже сказать Арнольдову ничего пока нельзя. Если снять статью, надо переделывать весь номер. А когда он это будет делать?

Санкционирую выпуск номера, по предупреждаю: в пе­чать до моего звонка не пускать: возможно, будут некото­рые изменения. Время идет. Вот уже наступает вечор, а те­леграммы из Москвы пет.

Несколько раз звонил Байрачный. Оп дома, готовится к докладу. Спрашивает, как идет подготовка, кто приехал из гостей, нет ли сообщения, кто будет из Наркомата Военно-Морского Флота. Говорю с ним, а самого гложет мысль, что я обманываю лучшего друга... И тогда решаюсь: звоню Кон­стантину Ивановичу, прошу его зайти ко мне и рассказы­ваю ему о разговоре с Шапошниковым. И тут мы ясно осоз­наем, что к Байрачному пришла беда, да, вероятно, не толь­ко к нему.

Не зная, что и думать, мы перешли к обсуждению вопро­сов, связанных с праздником. Доклад Константин Иванович взял на себя. Затем решили позвонить в Москву. Заказали разговор. Долго дожидались. Наконец у телефона товарищ Шапошников:

   — Изменений нет, все остается в силе. Телеграмма вам подготовлена, вот лежит передо мной, но не подписана еще наркомом. Он па заседании. Обещал приехать и подписать. Ждите. Байрачному пока пс сообщать!

Я сказал, что поставил в известность Душепова. Слышу ответ:

   — Ладно. Только больше никому.

Что делать со статьей Байрачного? Решаем печатать. Звоню Арнольдову и даю «добро» на номер.

Домой я пришел около четырех утра, а в восемь был уже в политуправлении. Около девяти часов звонок Байрачного:

   — Почему не зашел вечером и утром прошел мимо? Сейчас приду к тебе.

Звоню Константину Ивановичу и предлагаю все сказать Байрачному, не дожидаясь телеграммы. У меня нет сил врать, да и надо же дать человеку время хоть немного под­готовиться к такому удару. Когда мы рассказали Байрачному о том, что случилось, он сильно побледнел, растерянно посмотрел на нас и спросил:

   — Почему? Как это объяснил Шапошников?

   — Шапошников ничего не объяснял, все скажут в Моск­ве, — ответил я.

К 11 часам утра пришла телеграмма, в точности повто­рившая сказанное Шапошниковым.

В тот же день Байрачный выехал в Москву. Последней весточкой от него была телеграмма о том, что он благопо­лучно прибыл.

   Праздник, посвященный пятилетию флота, был уже не тот. Мы крепились, сохраняли внешнее спокойствие и бод­рость, но настоящего подъема и радости не было.

Прошло несколько дней.

   21 мая. Второй день Мурманской городской партконфе­ренции. Вечернее заседание. Я председательствую. Предо­ставил слово К. И. Душенову. Тепло встреченный, Констан­тин Иванович произносит речь. Вдруг ко мне подходит ди­ректор Дома культуры и потихоньку говорит:

   — Вас или товарища Душенова вызывает к телефону Москва.

Нарком П. А. Смирнов предлагает мне и Душенову не­медленно выехать в Ленинград для решения срочных воп­росов.

Я посмотрел на часы. До отхода «Полярной стрелы» ос­тавалось около двух часов. Успеть выехать мы можем, по ведь у нас на 25-е назначена флотская партконференция, а откладывать ее нельзя: ведь 27-го или 28-го открывается Ленинградская областная партконференция, до начала ко­торой мы должны закончить свою. Смирнов не слушает, го­ворит, что в Ленинграде нас не задержат, что мы в тот же день выедем обратно и к утру 25-го будем дома. Когда я спросил, что с Байрачным, где он, как его дела, Смирнов ответил, что Байрачный в Ленинграде, но к нам не вернет­ся, получит новое назначение. На этом разговор закончился.