После недолгого отдыха в столице Суворов, по пору­чению властей, в феврале 1773 года рекогносцировал шведскую границу в Финляндии — ожидалась война со Швецией. Выполнив поручение, он снова стал проситься на турецкий фронт. В апреле получил, наконец, назна­чение и поехал на Дунай. Служил он в дивизии гене­рал-поручика графа И. Салтыкова, который поручил ему отряд, стоявший у Негоештского монастыря, на левом фланге своей позиции, против Туртукая.
Командование поставило перед Суворовым задачу ударить на Туртукай и тем самым отвлечь внимание турок от других мест, в том числе от Гуробал, где дей­ствовал Вейсман. Александр Васильевич включился в под  готовку поиска. Он действовал, исходя из требования ко­мандующего Румянцева: «Не хотя быть от неприятеля озабочену и обезпокоену, надо его самого озабочивать и обезпокоивать».

Сил у Суворова было явно недостаточно, всего две тысячи человек, из них пехотинцев — половина. А имен­но пехота должна была сыграть решающую роль в пред­стоявшем поиске. Между тем, за вычетом выделенных для охраны и гребцов на суда (таковых было 17 в реч­ной флотилии), оставалось не более пятисот пехотин­цев. Турки имели в Туртукае до четырех тысяч чело­век, гораздо более сильную речную флотилию с артил­лерией. Защитники крепости располагались в трех лаге­рях с четырьмя батареями, прикрытыми брустверами. Сильно пересеченная местность была мало известна и Суворову, и его отряду.

Все эти недостатки в подготовке поиска Суворов компенсировал внезапностью нападения. Салтыков, не­взлюбивший его, прислал ему ненужное подкрепление — три эскадрона карабинеров. Но Александр Васильевич просил, и не раз, пехоту: «Как ни думать, только верьте, что пехоты мало. Я начну, да как—стыдно сказать...»

Туртукай лежал на высоком берегу, рядом с ним — островок на Дунае. 8 мая Суворов подвел свой отряд к реке Ольтенице, на левом берегу Дуная, расположил его в овраге. На рассвете следующего дня турки, до ты­сячи человек, сделали вылазку — приплыли из Туртукая к Ольтенице. Русские их отбросили. Неприятель потерял до ста человек убитыми, многие утонули, бимбаши (стар­ший после паши) и два аги попали в плен. На правом берегу среди турок началась тревога, и Суворов, поль­зуясь случаем, провел рекогносцировку: «На берегу я плот­но обозрел», то есть увидел все, что необходимо для по­иска.

Но и турки обнаружили приготовления русских. Однако они не ожидали скорого нападения. Этим и воспользо­вался русский полководец—организовал демонстрацию на остров, а высадку сделал восточнее Туртукая, в трех верстах ниже его по Дунаю.

«4 пушки хочу,— писал он в донесении Салтыкову,— поставить для очищения переправы тут (то есть на левом берегу реки.— Авт.), а 2 пушки хочется стащить на ту сто­рону с собою. Кавалерию на ту сторону вплавь на поводу переправлять неможно — и казакам широко... Атаку целю с их правого крыла; с левого — много заливов и далеко отведем. Переправа направляется 3 версты ниже Турту­кая... Целим атаку захватом ночи... (Пехота) будет дей­ствовать в два каре с резервом и, натурально, инде колонною... Несколько (некоторое число.— Авт.) казаков будут на острову гулять...»
8 диспозиции главную роль в высадке и наступлении отвел пехоте: «Атака будет ночью с храбростью и фуриею российских солдат».

Конницу, казаков и небольшую часть пехоты оставил на левом берегу, для охранения и демонстраций, наступать должны были в двух пехотных каре с резервом. Но, при необходимости, часть кавалерии тоже можно пере­править на правый берег. Эти общие указания испол­нять предписывалось с учетом складывающейся, меняю­щейся ситуации: «Турецкие набеги отбивать по обыкно­вению наступательно, а подробности зависят: от обстоя­тельств, разума, искусства, храбрости и твердости коман­дующих».

Турки после неудачной вылазки к противоположному берегу совсем сняли свое наблюдение, в частности отвели судно, которое обычно стояло против устья реки Аргис.
9 мая, как только стемнело, Суворов приказал фло­тилии Палкина тихо выходить из этой реки в Дунай. Вско­ре в трех верстах восточнее Аргиса солдаты сели на суда и поплыли к правому берегу Дуная. Подплыв­ших заметили турки, открыли огонь, но он не достигал цели.

Быстрым натиском суворовские пехотинцы выбили турок из батарей, двух лагерей — того, что «помень­ше», и «Нашинского», побольше. Подошли с востока к Туртукаю. Один отряд Суворов послал в обход, к за­паду от города, против третьего лагеря. Тем временем князь Мещерский, оставленный Суворовым на левом бе­регу, переправил на правый берег часть конницы и каза­ков. Уже к четырем часам утра турки в панике бежали. Они потеряли до полутора тысяч убитыми. Победители, у которых убитых было двадцать шесть человек, а ране­ных—около тридцати пяти, захватили всю турецкую флотилию, 16 пушек, 6 знамен. Разорив город дотла, Су­воров вернулся на левый берег. Столь быструю и реши­тельную победу Суворов объяснил «храбростью всех чи­нов... быстротою нашего нападения». Особо отмечал, что  «в сражении до вещей никто не прикасался» — солдаты думали только о победе над неприятелем. Офицеры по­давали личный пример — всегда были «впереди и пер­выми входили на батареи». Суворовская операция, или, по его словам, «первоучка» на Дунае,— образец фор­сированной наступательной переправы.

Суворовская победа оказала несомненную помощь Вейсману в победе у Карасу 27 мая и Потемкину в под­готовке к переправе у Гуробал.

Второй поиск, предпринятый месяц спустя с теми же воинскими частями и командирами, но без Суворова (он заболел лихорадкой, и его отвезли в Бухарест), закончился неудачей.
Александр Васильевич горько переживал неудачу сво­их помощников 8 июня. Был крайне недоволен тем, что князь Мещерский и другие начальники не решились на высадку, так как турки узнали о ней и толпами поджидали русских на правом берегу.

«...Могу ли я,— писал он Салтыкову,— уже снова над такою подлою трусостию команду принимать? И не лучше ли мне где на крыле промаючить, нежели подвергать меня до стыда видеть под собою нарушающих присягу и опровергающих весь долг службы?.. Все оробели, и до Кашперова (командира у казаков.— Авт.). Я чуть имел движение!.. Какой это позор! Все оробели, лица не те. Бога ради, Ваше сиятельство, сожгите письмо... (пришлите)... потверже генерал-майора... я ему дам диспо­зицию... прикажите ему только смело атаковать... Да при­шлите еще пару на сие время смелых, мужественных штаб-офицеров пехотных. Боже мой! Когда подумаю, жи­лы рвутся...»

Суворов хотел повторить рейд на Туртукай, испра­вить позор, но не судом над офицерами, а победой. По­этому стал готовить новую операцию в ночь с 16 на 17 июня. У него теперь было три тысячи триста человек, в том числе полторы тысячи пехоты. Оставшись на левом берегу, больной и изнуренный (его водили под руки), он отдавал распоряжения подчиненным. Но, отправив вой­ска первой линии, не выдержал и с частями второй линии отправился и сам на правобережье.