Следующий год внес новые изменения. Суворова назначили командующим Петербургской дивизией. 28 октября 1786 года он стал генерал-аншефом, с 6 января 1787 года — командующим Кременчугской дивизией. Последняя произвела весьма хорошее впечатление на го­сударыню, которая изволила совершить путешествие в Крым. «Превосходнейшее войско, которое только можно встретить»,— так отозвалась она о суворовских солдатах в письме к Гримму. А один из иностранцев, озадачен­ный, сказал, что он на своем веку ничего лучшего не ви­дел.
Суворов поразил всех не только образцовым видом своих солдат, точностью и живостью их действий во время смотра, но и собственными причудами, Еще до кременчугского смотра, находясь с Потемкиным в Киеве, он подошел к одному иностранцу, спросил его строго, отрывисто:

— Откуда Вы родом?
— Француз...
— Ваше звание?
— Военный.
— Чин?
— Полковник.
— Имя?
— Александр Ламет.
— Хорошо.
Суворов, кивнув головой, повернулся, хотел идти дальше. Но изумленный и рассерженный Ламет (позд­нее— участник Французской революции) загородил ему дорогу и тем же тоном начал задавать вопросы:
— Вы откуда родом?
— Русский.
— Ваше звание?
— Военный.
— Чин?
— Генерал.
— Имя?
— Суворов.
— Хорошо.
Оба рассмеялись и, преисполненные дружеских чувств, разошлись. В Кременчуге же, когда после смотра Екатерина, щедро одарявшая всех, спросила у Суво­рова:
— Чем я могу выразить Вам мою благодарность?
— Я задолжал,— Суворов склонился в поклоне,— за квартиру несколько рублей. Прошу Ваше Величество их заплатить. Потом он сопровождал ее в свите до Херсона. На обратном пути Екатерина снова видела его дивизию на смотре в лагере около деревни Бланкитной. В Полта­ве, где Суворов остался для службы, она пожаловала ему табакерку со своим вензелем — «за гулянье», как он сам, не без язвительного юмора, выразился в письме к одно­му из своих управляющих.
13 августа 1787 года Турция объявила войну Рос­сии. Суворов получил в командование один из корпу­сов Екатеринославской армии Потемкина. Его задачей бы­ла защита Херсон-Кинбурнского района. Именно здесь ожидали удар со стороны турок. В русских войсках опять имелся недокомплект штатов, почти до одной трети состава. Суворов, как он делал это и рань­ше, в Люблинском районе и Крыму, разбил Херсон-Кинбурнский район на участки, распределил по ним войска. Сняв солдат с работ, уменьшив караульные, гарнизонные части, увеличил полевые соединения. Уси­лил укрепления в угрожаемых местах (Херсон, Глу­бокая Пристань) батареями, судами охранения. Кин-бурнский гарнизон пополнил Козловским пехотным полком.
У него сложились хорошие отношения с главнокоман­дующим. Тот его очень ценил. «Мой друг сердешной,— писал ему однажды Потемкин,— ты своей персоной боль­ше десяти тысяч; я так тебя почитаю и, ей-ей, говорю чистосердечно».
Первый участок обороны составляла Кинбурнская коса. Здесь имелись: слабая крепостца Кинбурн (19 медных, до 30 чугунных орудий), укрепления — Збурьевское, Павловское, Александровское, Константи-новское (по одной-две роты и несколько орудий в каж­дом). Под командой генерала Река, сподвижника Суво­рова по Козлудже, стояли три пехотных и два казачьих полка. Вместе с Козловским полком численность отря­да составила полторы тысячи человек.
Вторым участком, который находился в устье Буга,— два пехотных полка, казаки — командовал генерал Дунин.
Третий участок на северном берегу лимана, от устья Буга до Херсона, состоял из двух пехотных и одного драгунского полка под командованием генерала Кастро-де-Лацерти. Здесь имелся резерв у Глубокой Пристани.
Четвертый участок — Херсон с окрестностями, состо­ял  из   трех   пехотных  полков  под  началом   генерала Бибикова. Часть пехоты выделялась для посадки на суда речной флотилии контр-адмирала Мордвинова.
Потом создали пятый участок — Колончак, Старо-оскольский редут на Перекопе — с тремя конными пол­ками.